Неточные совпадения
Под подушкой его лежало Евангелие. Он взял его машинально. Эта книга принадлежала ей, была та самая, из которой она читала ему о воскресении Лазаря. В начале каторги он думал, что она замучит его религией, будет заговаривать о Евангелии и навязывать ему книги. Но, к величайшему его удивлению, она ни разу не заговаривала об этом, ни разу даже не предложила ему Евангелия. Он сам попросил его у ней незадолго до своей
болезни, и она молча
принесла ему книгу. До сих пор он ее и не раскрывал.
— Умереть, — докончил Юрин. — Я и умру, подождите немножко. Но моя
болезнь и смерть — мое личное дело, сугубо, узко личное, и никому оно вреда не
принесет. А вот вы — вредное… лицо. Как вспомнишь, что вы — профессор, отравляете молодежь, фабрикуя из нее попов… — Юрин подумал и сказал просительно, с юмором: — Очень хочется, чтоб вы померли раньше меня, сегодня бы! Сейчас…
Год прошел со времени
болезни Ильи Ильича. Много перемен
принес этот год в разных местах мира: там взволновал край, а там успокоил; там закатилось какое-нибудь светило мира, там засияло другое; там мир усвоил себе новую тайну бытия, а там рушились в прах жилища и поколения. Где падала старая жизнь, там, как молодая зелень, пробивалась новая…
Мы должны вернуться назад, к концу апреля, когда Ляховский начинал поправляться и бродил по своему кабинету при помощи костылей. Трехмесячная
болезнь принесла с собой много упущений в хозяйстве, и теперь Ляховский старался наверстать даром пропущенное время. Он рано утром поджидал Альфонса Богданыча и вперед закипал гневом по поводу разных щекотливых вопросов, которые засели в его голове со вчерашнего дня.
Поплелись наши страдальцы кой-как; кормилица-крестьянка, кормившая кого-то из детей во время
болезни матери,
принесла свои деньги, кой-как сколоченные ею, им на дорогу, прося только, чтобы и ее взяли; ямщики провезли их до русской границы за бесценок или даром; часть семьи шла, другая ехала, молодежь сменялась, так они перешли дальний зимний путь от Уральского хребта до Москвы.
Частная служба хотя не представляла прежней устойчивости, особливо у Надежды Владимировны, но все-таки не
приносила особенных ущербов. Колесо было пущено, составилась репутация, — стало быть, и с этой стороны бояться было нечего. Но бояться чего-нибудь все-таки было надобно. Боялись, что вдруг придет
болезнь и поставит кого-нибудь из них в невозможность работать…
Я ответил ему тотчас же, тоже письмом, и совершенно откровенно высказал, что, вероятно, он на меня сердится за происшествие с его отцом, четыре года назад, здесь в клубе, и что я с моей стороны готов
принести ему всевозможные извинения на том основании, что поступок мой был неумышленный и произошел в
болезни.
Разговор этот, само собою разумеется, не
принес той пользы, которой от него ждал доктор Крупов; может быть, он был хороший врач тела, но за душевные
болезни принимался неловко. Он, вероятно, по собственному опыту судил о силе любви: он сказал, что был несколько раз влюблен, и, следственно, имел большую практику, но именно потому-то он и не умел обсудить такой любви, которая бывает один раз в жизни.
Но судьба мне послала человека, который случайно открыл мне, что ты воспитываешься у Палицына, что он богат, доволен, счастлив — это меня взорвало!.. я не хотел чтоб он был счастлив — и не будет отныне; в этот дом я
принес с собою моего демона; его дыхание чума для счастливцев, чума… сестра, ты мне простишь… о! я преступник… вижу, и тобой завладел этот злой дух, и в тебе поселилась эта
болезнь, которая портит жизнь и поддерживает ее.
В самый тот день, когда Марку Данилычу
болезнь приключилась, за Волгой, у Патапа Максимыча, было шумное, веселое пированье.
Принесла Прасковья Патаповна первого сыночка Захарушку, первого внучка Патапу Максимычу. Светел, радошен заволжский тысячник, радовался он великою радостью.
Не уйти никуда от несчётных скорбей:
Ходит всюду
болезнь, люди в страхе немом,
О спасенье не думая, гибнут.
Благодатных плодов не
приносит земля,
Жены в муках кричат и не могут родить…
Раздаются мрачные
Песни похоронные.
Ты приди, помилуй нас,
Защити от гибели,
О, Тучегонителя
Золотая дочь!
И
принес я с собой оттуда лишь одно — неизлечимую
болезнь, которая сведет меня в могилу.
Принесли инструменты. Шанцер, специалист по ушным
болезням, стал отоскопировать больного. Задняя часть одной из барабанных перепонок оказалась утолщенной. Шанцер беспомощно повел плечами.
— Хорошо сказано… Давай, впрочем, говорить о тебе… Я, право, не знаю, не понимаю и не могу понять, зачем ты предпринял сейчас же, после блестяще полученной степени доктора медицины, эту поездку в центр очага страшной
болезни, рискуя собой, своей жизнью и той пользой, которую ты мог
приносить в столице.
Роковую весть
принес из «России» телеграф. Борис Иванович получил уведомление о смерти Ивана Афанасиевича Звегинцева и тяжкой
болезни убитой горем его жены, Надежды Андреевны.
— Нет, ваше величество, но она при смерти… Я слежу за ходом ее
болезни, быть может, она и поправится, но в настоящее время всякое волнение может быть для нее смертельно… Посещение вашего величества, для всех приносящее жизнь, тут может
принести смерть…
Это
принесло больному некоторое облегчение, но по учащенному пульсу и пылающей голове доктор Караулов понял, что
болезнь только начинается.
Не имея ни семьи, ни друзей, я совершенно избавлен от тех гибельных для жизни потрясений, какие
приносят с собою измена,
болезни, наконец, смерть близких, — пусть вспомнит мой благосклонный читатель, как много людей погибло на его глазах не через себя, а лишь вследствие того, что капризная судьба связала их с людьми недостойными.
„А то, — объяснил он, — что, будучи в горячечной
болезни в семинарском госпитале,
приносил больным богословам водку“.